Рейтинг: 0 / 5
«Войну я помню очень хорошо», - говорит жительница села Макаровки Любовь Тимофеевна Машнова, и нехотя представляешь не умудренную опытом пожилую женщину, а маленькую четырехлетнюю девочку, которую незаслуженно лишили доброго, светлого детства… - Родилась в декабре 1937 года, в поселке Искра Стрелецкого района, - начала свой рассказ Любовь Тимофеевна. - Мама всю жизнь работала санитаркой в психиатрической больнице в Сапогово, а папа сменил множество рабочих профессий, чтобы обеспечить жену и троих детей. Но это было после войны…
Детство я помню очень хорошо. Папа еще не успел снять казенную форму после Советско-финской войны, как снова нужно было брать в руки оружие. Братец мой родился как раз в первый день Великой Отечественной, 22 июня 1941 года, а осенью отец приехал домой, чтобы нас увезти из Сапогово к своей маме в деревню Ноздрачово Курского района. Он боялся, что населенный пункт с многоэтажными домами и несколькими корпусами больницы будут бомбить раньше, чем не на столько важные деревни и села. Помню, что было очень холодно, и мы замерзли, надеялись, что родные примут и поддержат. Однако бабушка не слишком обрадовалась дополнительным ртам, ведь у самой была большая семья. Меня она не любила, бывало, частенько ругала, когда я воровала яблоки у нее в саду. Зато дяди Тихон и Иван, которым на тот момент было 13-14 лет, заботились о нас с мамой и братишке. Сами же мальчишки, как и другие дети, зачастую прятались, опасаясь, что вот-вот в деревню нагрянет война. Они помогли нам вырыть землянку, натаскать тростника из торфяника, располагавшегося близ огорода, в ней мы и жили вплоть до конца войны, до возвращения папы.
Жили мы в своей землянке трудно. Сначала ели то, что привезли с собой, а потом мама познакомилась с женщиной. Вместе с ней она ездила во Льгов менять вещи на соль и другие продукты, подрабатывала в колхозе. Конечно, было голодно, поэтому дяди старались добыть для нас съестное, то украдут что-нибудь у бабушки, то рыбы или раков наловят. А в 1943 году в деревню зашли немцы…
Я дружила с девочкой, дочкой учительницы Прасковьи Белкиной, ходила к ней в гости и всегда с собой брала кроху-братика, чтобы и он смог что-то покушать (честно говоря, в пять с небольшим лет и сама уже могла добывать еду. На высоких тополях вили гнезда птицы, чем я пользовалась и без страха лезла вверх за яйцами для нас с братом). Так вот подружке пришло время идти в первый класс, а как я без нее? Взяла братика за ручонку и пошла в школу. Мама сначала противилась, считая, что еще рано, но Прасковья Михайловна меня поддержала. Училась я хорошо, хоть и было тяжело в военное время. Уроки проходили в церковной сторожке с маленькой плитой, которую нужно было топить. Мы, ребятишки, по дороге в школу приносили с собой палочки, веточки, хоть пучок сухой травы, чтобы немного согреть помещение. Помню, когда были бомбежки, Прасковья Михайловна обхватывала, как могла, многочисленный класс своими руками, стараясь закрыть собой, и не отрывалась, пока не наступит затишье.
Конечно, в военное время негде было взять школьные принадлежности, но где-то раздобыли металлические перья, которые привязывали к обычным палочкам, а чернила делали из подручных материалов. Мама терла красный бурачок, выжимала сок через тряпочку в бутылочку - вот это и была чернильница. Такая висела на веревочке у каждого из нас за пазухой, чтобы «чернила» не замерзали. Так и учились. Издалека слышались выстрелы, бывали бомбежки, гудели самолеты, а потом стали периодически сбрасывать листовки. Содержания их не помню, хотя, наверное, мы, дети, им не интересовались, стараясь собрать как можно больше бумажек. Для чего? Чтобы в школе на краешках писать.
Немцы не часто у нас бывали, останавливались ненадолго в деревне, проезжали мимо. Как-то в нашу землянку все же зашел один. А я с детства была боевая, лежу на импровизированной кровати из тростника и назло ему пою частушку: «И спасибо Сталину, и спасибо Ильичу. Семь ребенков нарожаю и две тыщи получу!» Где я ее слышала, ума не приложу! Мама стала меня бить, чтобы замолчала, а мне нипочем, пою себе. Немец схватился за автомат, но остановился от крика женщины, упавшей ему в ноги, умолявшей пощадить дочку. Он не выстрелил, только ударил маму сапогом и развернулся к выходу, а я кинулась к ней, видимо, желая защитить. Вдруг непрошенный гость развернулся и попытался объяснить, что пожалел меня, так как у самого есть ребенок такого же возраста, и лишь потом ушел. Тогда я не понимала серьезности положения, не боялась, иначе никогда бы не запела эту частушку.
Потом немцы ушли дальше. Мама, как и другие, работала в колхозе. Да и детей привлекали к сбору колосков, которые необходимо было сдавать. Домой брать не разрешали, но все-равно мы воровали, прятали в карманы, за что объезжающие на лошади мужчины больно стегали кнутом.
Так и жили, пока не приехал папа. Он служил в звании старшины в пехоте и дошел от Курска до самого Берлина. Был награжден медалями, но больше всего ценил орден Красной Звезды и носил его до самой смерти. Кстати, ему не довелось пережить горе потерь своих братьев. Оба старших так же, как и он, вернулись после Победы домой. Дядя Леша был разведчиком и при освобождении одного из лагерей, сам того не ожидая, спас из плена старшего брата Павла. Потом он продолжил службу, но уже в курской милиции. Такая вот она, наша семейная военная история...
Записала Светлана Петрова
